Внимание Кирилла привлекла тонкая блестящая нить. Нет — это струна. Она кольцом свернулась на мраморном столе. На концах струны две засаленные дощечки.

«Струна… Струна с алмазным напылением… Так называемая „пила Джигли“… Ха! Дурни-садоводы порой пользуются жалким подобием этой пилы. Нет, братцы-кролики! Это штука не для того, чтобы гнилые сучки сшибать… Это хирургический инструмент, используемый спецназом. В умелых руках человеческое бедро перерезает за десять секунд… Голову спецназ отхватывает за полторы-две секунды… Видел. Полезная вещь: и охрана дернутся не успевает, да и голову товарищам без проблем в штабе предъявишь… Не тащить же на себе труп…»

Шейла, жавшаяся к Кириллу, все время водила черным носом, принюхивалась и озиралась. Впрочем, Грей вроде как старался поддержать свою подругу и успокоить. Но это не помогало…

«Надо двигать отсюда. Что-то мне не по себе. ОНО будто живое. То еще ощущеньице!.. Ну и ну, даже и сравнить-то не с чем! Боже! Что это за место?! Прав был треклятый монах Яков — трижды прав! — оставшись за дверью. Нормальному такое тяжело вынести… Хватит уходим…»

Кирилл повернулся и решительно, ни на что не обращая внимания, направился к выходу. Было ясно — что ничего не ясно. За ним облегченно трусила Шейла. Тревога исчезла с ее добродушной морды…

— Ну что, вожак? Насмотрелся? Не ходи больше в такие места! Не ходи!.. Мы, если и убиваем, так только клыками. Другого оружия у нас нет. А вы? Вон сколько все навыдумывали! Как еще живы?

— Сам не знаю, — хмуро отозвался Кирилл. — Не я ж его делал.

— Не ты, верно. Другие… Ладно, хорошо, что ушли. Ты понял, что оно тут живое? Потрогай что-нибудь и не отделаешься, пока сам убивать не начнешь.

— Понял. — Кирилл уже догадался, что скрытое в подвале оружие и впрямь обладает непонятной ему злой волей. Возьми он из любопытства любой клинок — и все! Одолела бы жажда убийства. Не показалось ему — ох, не показалось! — что оружие взывает, просит прикоснуться.

Кирилл с шумом выдохнул, только этого еще не хватало — в маньяка превратиться!

За дверьми поджидал монах. Глаза потуплены, руки спрятаны в рукава сутаны. Кирилл молча пошел наверх. Не хотелось ни говорить с Яковом, ни пользоваться его услугами, ни даже видеть его.

Не так прост, иезуит…

«Сам разберусь, где тут что. Ну его…»

Библиотека, о которой говорил отвернутый Яков, и в самом деле оказалась в своем роде уникальной.

Располагалась она в углу замкового парка, в одном из зданий, чьи окна были наглухо заделаны тяжелыми ставнями. Книги не любят яркий свет. Все три этажа занимали длинные столы и массивные резные шкафы.

На стеллажах лежали упрятанные в деревянные тубусы свитки и — опять же деревянные — коробки. Внутри них покоились провощенные стопки пергамента.

Иные из свитков и листов были покрыты густым бисером напрочь незнакомой и непонятной вязи. Вряд ли на земле сейчас существовали такие языки. А если они когда-то и были, то исчезли так давно, что память людская не сохранила даже намека — какие народы на них говорили. Но на некоторых свитках встречались так называемые иератические письмена, которые в кругах неквалифицированных принято называть иероглифами.

Разница лишь в том, что иератика пишется скорописью. На папирусе, пергаменте или ином удобном носителе информации — например, бумаге. Иероглифы же торжественно высекаются на камне. Вот и все различие.

Наугад Кирилл раскрыл несколько тубусов и коробок. Странно — иные из них были пусты — словно ждали часа, когда в них положат содержимое. А вот в других!

Кирилл с удивлением увидел знакомые рисунки. В свое время он немного интересовался древней историей и знал, что почти все притчи, басни и поговорки имеют уходящие в глубь тысячелетий корни.

Так и есть, вот развернутая последовательность картинок — на манер, как сейчас рисуют комиксы. Сюжет всем известной басни «Квартет». Осел, козел, мартышка… Только вместо косолапого мишки был крокодил. Он дудел в составную флейту. Длинная пасть, а в ней две трубочки, вызвали у Кирилла улыбку. Следующий свиток. Война кошек и мышей — история, которую не обработал Эзоп. Вот лиса и виноград. Вместо лисы — гиена. В общем, как рисунки на Туринском эротическом папирусе, только без эротики.

«Хм, похоже на первоисточник, — задумался Кирилл. — Египтяне все поучительные истории и правила рисовали в одном месте: и сексуальные позы, в сравнении с которыми камасутра нервно курит в сторонке, и незамысловатые басенные сюжеты».

Выше этажом шли более поздние рукописи: толстые книги — так называемые гримуары, трактаты на различные темы.

Гримуары стояли в шкафах, иные лежали раскрытыми на длинном, идущем вдоль окон столе. И опять же — в шкафах иные полки тоже были пусты, будто ждали часа, когда для них найдутся подходящие книги.

Решив вернуться в библиотеку попозже и засесть в ней тогда, когда погода окончательно испортится, Кирилл вышел из здания и направился в том место, где, как говорил Яков, была собрана коллекция редкостей.

Пробыл он там недолго, вернее, совсем не пробыл. Только открыл дверь, как сразу же увидел орудие пытки — массивное жутковатого вида кресло с шипами. «Ведьмино кресло» — так, кажется, оно называется.

Одного взгляда на пыточное приспособление хватило. Кирилл аккуратно прикрыл дверь. Хватит с него и оружейной комнаты! Тем более, за «ведьминым креслом» виднелись еще какие-то уродливые пыточные приспособления. В полумраке стояли большие деревянные колеса, дыба с потемневшим железными блоками и засаленными веревками, скамьи с ремнями…

Если атмосфера в этом помещении такая же, как и в оружейной комнате, то лучше в него не заходить. Кирилл не сомневался, что все эти пыточные машины когда-то плескались в реках крови и океане страданий. А щекотать свои нервы ему совсем не хотелось. Слава Богу, он не зажрался и не пресытился простыми жизненными радостям. Нормальный человек всегда найдет, чем себя занять.

Конечно, всегда нашлась бы масса людей, которые с восторгом и интересом принялись бы все это осматривать, ощупывать и примерять на себя — раз есть такая возможность. Как раз для них пишется кровавая жуть и снимаются тупые чернушные сериалы. Просто эти люди разучились радоваться жизни — так считал Кирилл. Но они сразу бы ей обрадовались и мигом позабыли о своей никчемной дури, если бы оказались в таком вот пыточном кресле. В качестве пытуемого, разумеется…

Так что редкости Кирилла не заинтересовали.

Следующим утром Кирилл в сопровождении собак прошел в конюшню и самостоятельно взнуздал каракового жеребца. Воспоминания о том, как это правильно делать, шли из детства.

Тогда он часто видел, как седлают лошадей. В памяти запало, что недопустимо, чтобы у коня оказались натертыми бока и спина. Кирилл тщательно затянул ремни и потом проверил, как они облегают конский круп. Вроде сделано все правильно, потому что жеребец Ульв перенес облачение в лошадиные причиндалы терпеливо и спокойно.